Она не знала, как ей правильно себя вести. Вообще, наверное, должно быть грустно. Мама, папа – их больше нет. Но вместо этого Амелия ощущала внутри пустоту. Она стояла напротив двух могильных плит и не знала, что ей делать. Наверное, правильно было бы заплакать – все ждали ее от этого. Но у нее не получалось. Другие ушли уже с кладбища, решив, что ей надо побыть одной – девочка едва ли вообще это заметила. Она просто смотрела в выбитые на камни имена. «Раймонд и Таллула Локвуд – навсегда в наших сердцах». Она не знала, кто заказал именно эту надпись. Да ей и все равно было. Сейчас Амелия больше размышляла над тем, как странно получается. Еще вчера они ужинали все вместе, и вот теперь вместо улыбающихся родителей – одна могильная плита. У них все было на двоих – они ведь были неразлучны с самого детства. Иногда их дочери казалось, что она лишняя в их семье. И вот, что же выходит. Они избавились от нее, пусть и довольно странным способом.
Вздохнув, девочка закинула через плечо край шарфа и, засунув руки в карманы пальто, отвернулась от могилы родителей. Наверное, это неправильно. Но у них не вышло по-другому. Что ж, она теперь осталась одна. Интересно, ее отправят в детский дом или передадут какому-нибудь очень давнему родственнику? Она ведь несовершеннолетняя еще. Задумавшись от этом, она сжала шею, пряча рот и нос за огромным шарфом. В этом году рано холодает…
Пока решались вопросы с наследством и другими скучными бумажками, за Амелией присматривала мамина тетка. Огромной женщине, разменявшей уже шестой десяток, до своей внучатой племянницы дела особенно не было. Поэтому она была больше занята тем, что весь день чаевничала со своими подругами, тогда как ее подопечная была предоставлена сама себе. Это ее особо не волновало. Она все еще находилась в каком-то непонятном состоянии из-за смерти родителей. Вчера ночью она все же расплакалась. Плакала ли она по маме с папой? Едва ли. Скорее по тем, кем они могли бы ей быть, но так и не стали. У Раймонда и Таллулы Локвуд были только они сами, но у них не было дочери. Она им нужна была лишь затем, чтобы понять, что они друг без друга не смогут. Вот такая вот история любви.
Амелия надела свое пальто, вновь замоталась в большой вязаный шарф, надела берет и взяла вязаные же перчатки без пальцев.  Дома все равно нечем дышать из-за бесконечных подружек тетушки Агаты, таких же необхватных, как и она сама. Отец говорил, что тетушка Агата похожа на баобаб, а мама всегда смеялась и шутливо хлопала его по рукам. Тогда девочка не знала, что такое баобаб, поэтому ей пришлось долго листать толстенную энциклопедию. Но нашла. Возможно, тетушка Агата и впрямь баобаб.
Хлопнув входной дверью, Амелия уселась на лестнице, просунув ноги между балясинами. Уперевшись в одну из них лбом, она разглядывала проходящих за оградой людей. Интересно, куда они все спешат?..

Незнакомую машину Амелия заметила сразу. Подняв голову, она схватилась обеими руками за балясины и стала наблюдать. Автомобиль остановился точно напротив ее дома и почти сразу из него вышел высокий худой мужчина.  Любопытство распирало девочку, но она заставила себя почти силой усидеть на месте, ожидая, пока нежданный гость к ней приблизится. Он точно был аркан – для этого слишком обычного района он был необычен. Выделялся каждой пуговицей на своей одежде. И сердечко юной мисс Локвуд отчаянно забилось в предвкушении. Она не видела арканов с самой смерти родителей. Ей даже начало казаться, что все забыли про нее.
Мужчина приблизился, останавливаясь точно напротив нее. Несмотря даже на то, что Амелия сидела на высокой лестнице, гость был сейчас одного роста с ней – такой он был худой. Но едва ли она на это обратила внимание. Стоило ему подойти, как Тавион замерла. Сглотнув, она разглядывала незнакомца широко раскрытыми глазами. Она обратила внимание на его длинноватые волосы, на глубокие карие глаза и на тяжелый взгляд, который он пытался скрыть за широкой дружелюбной улыбкой. Он был высок, держался идеально величественно, малейшим движением и малейшим жестом привлекая к себе внимание. И Амелия не могла оторвать взгляда. До нее даже далеко не сразу дошло, что мужчина ей что-то сказал – в ушах слишком шумело от стука сердца. Сглотнув, она ответила:
- Не помню тебя на похоронах, - уцепившись за перила, она втащила ноги наверх и выпрямилась, опираясь руками об ограждение. Теперь-то она была немного выше гостя, что позволяло ей взирать на него сверху вниз. – Я Тавион, - отец учил никому и никогда не говорить своей настоящего имени. Только прозвище. До конца своих дней. Маму и папу тоже мало кто знал как Таллулу и Раймонда. – А ты?
Амелия никак не могла собраться. Она разглядывала незнакомца, не в силах отвести от него взгляда. Ей отчаянно хотелось прикоснуться к нему – хоть бы и к волосам. Да, это было бы здорово. Она облизнула пересохшие губы и тихонько вздохнула. Впечатлительному подростку нужно было там мало времени, чтобы влюбиться. Достаточно лишь однажды увидеть объект своей любви…
- Зачем ты пришел? – девочка была еще слишком мала для сложных эмоциональных игр. Она не могла похвастаться блестящим притворством. Она всегда говорила то, что думает – пусть это и могло быть неприятно кому-то. Зато она кристально честна.

Услышав его прозвище, Тавион задумчиво уставилась на него, подперев подбородок обеими руками. Конечно, она знала Пана. Кто же его не знал? Ее родители были членами его гильдии, и не знать имен двух глав тринадцатилетняя Локвуд просто не могла. Глаза ее расширились, когда она вновь встретилась с ним взглядом. Тот факт, что он — главный в  Morte et Dabo, лишь придавало ему очарования в ее глазах. И сейчас бы Амелия пошла за ним куда угодно. Тем более, что он хотел забрать ее. Слово «опекун» не нравилось ей, но если это значило быть с ним рядом, она потерпит. Девочка выпрямилась, убирая руки с перил. Она молчала, ожидая, пока Пан договорит. Папа всегда учил ее, что нужно дать собеседнику высказаться, особенно, если собеседник старше тебя. И особенно, если он мужчина. У Раймонда были собственные взгляды насчет главенства мужчин над женщинами, хотя мнение его  собственной жены было для него важнейшим в мире.
Пан высказался относительно ее проживания у тетушки, но Амелия промолчала. Она знала, что обычные люди хуже арканов — вернее, так говорили родители. Сама же она не сложила пока никакого впечатления об этом. Она думала, что люди и арканы не отличаются друг от друга. Но и мама с папой, и теперь Пан уверены в обратном. Ну и ладно, ей не трудно. Тем более, что тетушку Агату она ненавидела.
- Значит, ты заберешь меня, - полуутвердительно-полувопросительно произнесла Тавион.
- Амелия! - прервал их крик тетушки из дома. - Иди сейчас же сюда, негодная девчонка! - Услышав ее, девочка скривилась.
- Пойду собирать вещи, - пожала плечами она, скрываясь в доме.
Она проигнорировала свою тетушку, которая встретила ее в коридоре. Из-за чего она на нее взъелась в очередной раз, ей было неведомо - да и не волновало особо. И ей и все равно было, что скажет ей Пан. Ее отправили сюда лишь потому, что больше родственников у нее не было. А тетушка недолюбливала свою внучатую племянницу — быть может, потому, что она была единственным обычным человеком в целом семействе арканов, как знать.
Амелия взбежала по лестнице и громко захлопнула дверь в свою комнату. Стянув с себя пальто, берет, шарф и перчатки, она вытащила из-под кровати большой чемодан и принялась, не глядя, засовывать в него вещи. На глаза попались несколько фотографий родителей, и девочка присела на кровать, беря их. Пролистав снимки, она нашла тот, который искала — мама, папа и Пан. Они трое сидели за столом и явно не знали, что их снимают. Но все смеялись. И теперь Пан в глазах Тавион выглядел даже по-другому. Она провела пальцем по снимку. Несколько других фотографий тоже были удостоены тщательному просмотру. Наверное, она скучает. Ей и правда будет не хватать их. Амелия закусила губу,  глядя на еще не закрытый чемодан. А теперь она будет жить с Паном. И при одной мысли об этом ее лицо залилось краской.

Отредактировано Amelia Lockwood (2013-11-25 10:03:02)

Тавион не знала, что делать с владевшими ею чувствами. В силу своего возраста и неопытности она абсолютно не представляла, как себя вести, а потому рассуждала очень по-детски. И пыталась привлечь внимание Пана. А привлекалось это внимание исключительно не в самом лучшем свете. Она просто не умела по-другому. Но рассуждала девушка вполне просто — мужчина ей внимание не уделяет, приходится с этим бороться.
На условия она пожаловаться не могла — ее воспитатель обеспечивал ее всем необходимым. Одежда, девчачьи побрякушки, техника, подарки — все, чего бы не захотелось Амелии, она тут же получала. И она активно капризничала, требовала то то, то это — все ждала, когда ей скажут «нет». Но этого слова она не слышала. Более того, ее желания часто и вовсе предвосхищали. Тогда Тавион начала действовать по-другому. Она активно спорила с Паном, делала все наоборот, вызывая у некоторых членов гильдии здоровое любопытство, а как же долго она еще проживет. Но и это ей сходило с рук. Мужчина, конечно, ругался на нее иногда — но, по большей части, едва ли обращал внимание. И Амелия злилась на него. Она должна быть центром его жизни. Почему он не обращает на нее внимания?
Самым тяжелым испытанием для нее становились женщины Адриана. Они появлялись не то, чтобы очень часто, но бывало. И каждый раз, сталкиваясь с очередной его любовницей в коридоре утром, девушке хотелось повыдирать ей все патлы. Вот и сегодня было как раз такое утро. Так что удивляться случайно взорванной вазе и разбитому зеркалу, право слово, не приходилось.
За завтраком Тави дулась на Пана и едва ли не сопела. Тот тоже был неразговорчив — но обычно это означало, что скоро последует выговор. Девушка ждала, сердито уставившись в тарелку с кашей. Она с такой агрессивностью мешала работала ложкой, будто вместо каши у нее было лицо той блондинки, что едва не врезалась в нее в коридоре.
Чувства Амелии, возникшие при самой первой встрече, никак не хотели проходить. Она влюблялась, казалось, с каждым днем все больше и больше, а холодность и равнодушие Адриана лишь подливали масла в огонь. Она жила у него уже пару лет, так что первое стеснение, когда она и слова не могла ему сказать, давно прошло, уступив место подростковому кризису в самом ярком его цвете. Она еще привлечет его внимание... Точно...

Как Амелия и думала, все начало с претензий. Но она пропустила их мимо ушей. Подумаешь, в школу не ходит, велика беда. Ей там все равно скучно, она слишком умна для тех пустологовых болванов, которые обучаются вместе с ней.  Поэтому она никоим образом не отреагировала на вопрос, лишь восприняв его как сигнал к разговору.
- Сегодня утром столкнулась в коридоре с какой-то блондинкой, - сообщила она, ковыряясь ложкой в каше. - Это кто?
Есть уже не хотелось, так что девушка отодвинула тарелку в сторону и налила себе сок из графина. Она даже могла представить, как пойдет их диалог, но не собиралась облегчать жизнь ни себе, ни Пану. Эти их ссоры и споры — единственное проявление внимание, которое Тавион от него получала. Ей не нужны были все эти бесконечные подарки, ей нужен был он. А потому  она и вела себя столь ужасно. Наверное, ее родители не узнали бы свою дочь, если бы увидели сейчас такой.
Амелия болтала ногами, попивая свой сок и наблюдая за чинно пьющим кофе наставником. Она понятия не имела, как себя вести, да и никогда не думала об этом. Она действовала интуитивно. Ей хотелось внимания Пана — она его привлекала. Едва ли отличные оценки в школе бы обеспечили ей столько же его присутствия, сколько всего лишь неделя прогулов. Хотя, она была уверена, что там и недели не наберется — просто учителя склонны все преувеличивать.
Тавион даже не думала о том, чтобы вести себя по-другому. Зачем, если этот способ отлично работает? Вот и сейчас она проигнорировала вопрос воспитателя, предпочтя задать свой. Потянувшись через стол, она взяла йогурт и, открыв его, облизнула обертку, не сводя при этом взгляда с Пана. Интересно, сегодня он будет продолжать настаивать на своем, или хорошее настроение позволит ему ответить на ее вопрос?

Все их споры были похожи на разговор слепого с глухим. Оба бы упрямы, никто не хотел уступать другому. А Амелия так и вовсе предпочитала стоять на своем до последнего, если это значило, что Пан будет с ней рядом подольше. Она была единственным человеком, кроме, пожалуй, Клауса, кто мог столь откровенно спорить и не соглашаться с главой гильдии, но при этом оставаться живым. Ей многое сходило с рук, только едва ли сама девушка это понимала. Она знала, что воспитатель не причинит ей вреда, а потому позволяла себе чересчур многое.
- Отвечу, если ответишь ты, - парировала Тавион, продолжая болтать ногами. - И меня зовут Тавион.
На самом деле, она обожала, когда он называет ее Амелией. Из его уст это звучало особенно приятно. Она бы слушала это часами. Вот только звал он ее так лишь тогда, когда злился. А это было не совсем тем, что она хотела. Поэтому она и старалась это прекратить. Вот только как она игнорировала слова Пана, так и он относился к ее наплевательски.
На новый вопрос Адриана она пожала плечами. Зачерпнув ложку йогурта, она принялась задумчиво ее облизывать, вспоминая.
- В понедельник мы с Геллой торчали на крыше весь день. Во вторник ребята устроили небольшую вечеринку, и я присоединилась к ним. В среду я жутко хотела спать после вечеринки, поэтому влезла потом обратно в комнату и проспала весь день. В четверг я гуляла с моим парнем, - все подружки Амелии переживали сейчас ту самую первую любовь. Поскольку ее сердце было отдано собственному воспитателю, она, конечно, гуляла с мальчишками-ровесниками, но, признаться, отчаянно скучала в их обществе. - А вчера Клаус учил меня обращаться со способностью, - на самом деле, Клаус научил ее большим вещам, чем школа. Поэтому он спокойно относился к ее прогулам, но если застал, то предпочитал, чтобы она провела время с пользой. - Так кто это такая была? - вернулась к своему вопросу девушка.
От вопросов Пан перешел к наказаниям — так всегда бывало. Иногда Тавион сносила их спокойно, без лишних вопросов. Домашний арест? Отлично, можно будет провести время с Клаусом, когда тот придет. Или книжку почитать. Иногда, наоборот, она упрямилась и делала все наоборот. Сейчас она еще не решила, что будет делать, но на словах можно было бы и поспорить.
- Не хочу, - поморщилась она. - Мне там скучно.
Девушка ненавидела школу. Выполнение заданий не вызывало у нее абсолютно никаких проблем. Когда другие школьники корпели и жаловались на плавающие мозги, Амелия обычно уже скучающе смотрела в окно. Потому она и пропускала занятия. Все равно, она ничего не теряет.

Пан, казалось, вовсе не слышал ее вопроса. Тавион вздохнула и, поставив локти на стол, подперла голову руками. Вот что он хочет от нее добиться, если сам не идет на контакт. Он привык, что все слушаются его безоговорочно, и теперь требует того же от нее. Но он — не его подчиненная, не член его гильдии. Она хочет уважения к себе, она хочет, чтобы ее услышали. Ему ее не запугать.
- Это ты бежишь от проблем, а не я, - фразу эту девушка сказала скорее ложке, которую сейчас разглядывала, чем мужчине. Не став продолжать эту мысль, она предпочла выслушать дальнейшие возмущения Адриана.
- А что такого? Мы набрали еды и устроили пикник на крыше. Было мило, - йогурта больше не хотелось, поэтому она отбросила ложку в сторону, вновь подпирая обеими ладонями подбородок.  - Обычный парень, - признаться, Амелии было приятно, что он начал об этом спрашивать. Хотелось бы ей, чтобы это была не отцовская забота, а ревность. - Две руки, две ноги, голова. Аркан, если ты переживаешь об этом. Мне пятнадцать, было бы странно, если бы у меня не было парня! - она возмущенно фыркнула и, подавшись назад, ухватилась обеими руками за край стола. Перенеся весь свой вес на спинку стула, Тавион стала раскачиваться на двух задних ножках, придерживаясь за стол.
На самом деле, Декстер был довольно мил. Он не доставал ее излишним вниманием, он не отпускал глупых шуточек ниже пояса — по крайней мере, в ее присутствии, - и он классно целовался. Если бы  не Пан, девушка, быть может, и влюбилась бы в него. А так ей приходилось довольствоваться дружбой с поцелуями. Ну и зависть других девчонок была приятна, конечно. Потому что Декстер был красив. Даже слишком.
- Почему я отвечаю на твои вопросы, а ты на мои нет? - сморщила носик Амелия. Кажется, они скоро поссорятся. Схему здесь обычна: он на нее ругается, говоря при этом тихо-тихо и спокойно-спокойно. Она, наоборот, крайне эмоциональна, кричит, возмущается. Он приказывает, она спорит и говорит, что он ее не запугает, как остальных. Затем она хлопает дверью и уходит, и они еще несколько дней не разговаривают. Не то, чтобы девушке нравилось ссориться с Адрианом, но именно в такие моменты она чувствовала себя вместе с ним. Ей нравилось, как меняются его эмоции из-за нее. С другими разговор был коротким. А с ней... Иногда она даже видела его настоящего. Она знала его настоящего, как знала его имя. И эта мысль как-то... грела...

Пан злился все больше, но Амелия продолжала, как ни в чем не бывало, раскачиваться на стуле. Для полноты образа не хватало еще жвачки и пузырей из нее, но приходилось обходиться тем, что имеешь. Жаль только, что он злился не потому, что ему не все равно, а потому, что она просто не подчиняется. Ведь самому крутому и обалденному главе гильдии должны подчиняться все. Мания величия с возрастом лишь усугубляется.
- А если я не хочу быть в школе? – сузила глаза девушка. – Ты мне не отец и заставить меня не можешь, - она резко встала, да так, что стул, на котором она сидела секунду назад, упал на спинку. Тавион едва ли это заметила, вцепившись до побеления костяшек руками в край стола. – Я не собираюсь перед тобой отчитываться! Я не просила брать меня на воспитание. Я не хотела этого! Знаешь ли, эти два года были не самыми простыми в моей жизни. А ты лишь только все усугубляешь! Не нравлюсь я тебе – так сдай меня в приют, где мне самое место, - она швырнула салфетку, которая лежала у нее на коленях на свою тарелку. – Я сыта, спасибо за завтрак. Пойду делать уроки.
С этими словами, высказанными весьма язвительным тоном, она покинула столовую. Этого он добивался, наверное. Пан, похоже, находил некое извращенное удовольствие, выводя ее из себя. Он хотел сломить ее и подчинить себе – также, как любого члена гильдии. Но она не собиралась ему этого позволять. Она не в гильдии, ей плевать. Да, она любит его до крышесноса, но если ему плевать, то зачем ей тратить свое время?
Закрывшись в свое комнате, Амелия начала даже было собирать вещи, но, в конце концов, без сил упала на кровать. Она просто смотрела в замысловатый узор на стене и думала. Почему ее бросили родители, почему оставили одну. Почему в Адриане вдруг взыграла жалость, и он решил ее приютить? Если бы не это его решение, как знать, быть может, они бы никогда не встретились? Ей было бы проще. Девушка закрыла глаза, чувствуя, как вот-вот покатится слеза…
…Следующую неделю они и не виделись почти. Как всегда после их ссора, оба старательно делали вид, что другого вовсе и не знают. Впрочем, Тавион не нарывалась. Она ходила в школу, она не прогуливала. Но вместе с тем она не особо стремилась и заниматься. Не готовя уроки, она схлопотала пару плохих оценок, но едва ли ее это волновало. При желании, она легко могла исправить их, но смысл? Едва ли ее воспитатель будет ей гордиться.
Амелия задумчиво смотрела на картинку в учебнике истории. Этот предмет был одним из немногих, что она действительно любила. Этот учебник она прочла еще летом и вот решила все же подготовиться к уроку. Вот только мысли витали отчего-то не вокруг крайне важных для истории событий, а упорно возвращались к Пану. Черт бы его побрал…